— А правду говорят, что пани Зося в интересном положении?

— Ну, правду, — нехотя ответила Зельда. — Никто не скрывает, ты сама всё увидишь на свадьбе. Только зачем языками чесать? Можно подумать, что кто-то умудрился родиться так, чтоб живота не было видно? Главное, что ребёночек с отцом расти будет. Вот нас вовремя родили, и что? Где наши семьи? Кому мы нужны? А ты туда же, повторяешь за бабьём разные глупости, а еще в светское общество собралась! А чего вдруг тебя пригласили? Расскажешь?

— Что здесь рассказывать, — пожала плечами Рузя. — Это и есть та самая маленькая услуга, о которой я попросила Котика.

Рузя уже видела себя в роли нежной молодой супруги известного доктора. Представляла, как станет проводить приёмы в их доме, как гости будут улыбаться ей, хозяйке, а сама она кивать и улыбаться. Кому-то немного улыбаться, а кому-то и несколько слов сказать можно. Вокруг резвятся их с Зеленским дети и жизнь прекрасна.

Все панянки, а особенно юные, имеют склонность фантазировать будущего мужа. Не успеют на свидание сходить, как сразу в мыслях под венец бегут и внуков крестят. Вот и Рузя позволила себе такую слабость.

— Твой-то кавалер где? — ехидно спросила Рузя, шмыгая носом.

— Сосед в кавалеры набивается, — важно ответила Зельда, едва сдерживая смех.

— А что ты так о нём? — заинтересовалась Рузя. — Так плох женишок?

— Никакой ещё не женишок, хотя и мечтает, — улыбалась Зельда. — В больнице служит.

— Тоже доктор?!

— Вроде того, но сейчас продукты в больничку закупает.

— Накормит от пуза, — хихикала Рузя. — А что за больница и как женишка зовут?

— Больница та, что монашеская, фелицианская. Здесь рядом. Зовут — Тодор Шумейко. Ты видела его: лохматый такой, с шевелюрой. Помнишь, помогал корзину с рынка нести?

— Так он ничего из себя, — подмигнула Рузя. — Глазки красивые.

Зельда передернула плечами и сменила тему разговора.

Сосед Тодор Шумейко встречался ей чуть не каждый день. Всякий раз он провожал Зельду влюблённым взглядом, вздыхал, а потом здоровался.

— Доброго дня, пани Зельда.

Тодор не хотел называть Зельду мадам, но смотрел на неё с таким трепетом, что она ему это прощала. Кроме того он по-соседски заходил и угощал больничными продуктами. Зельда благодарила, а угощенье брала, чтобы не обидеть.

Однажды она даже представляла себя женой Тодора, но от этого представления Зельде стало вдруг смешно и грустно одновременно. Что же такое должно произойти, чтобы она, Зельда Марш вышла замуж за простого поляка? А не понять, что! Вот что должно произойти. Зельда допускала только масштабную трагедию и не иначе. Знала она, что если бы не скорая смерть родителей, то не стала бы она шить для богатых клиенток, да и в Варшаву ехала бы только, чтоб нарядов купить, да парфюмов разных. И то, если бы отец отпустил. Не любил он, когда без дела шлялись.

Зельда, вспомнив о погибших родителях, всплакнула нечаянной слезою, утерла её так, чтобы Рузя не заметила, и снова пошла ставить кофе.

* * *

Мрозовский шёл на службу. Дождь почти закончился. С листьев каштанов медленно срывались капли воды и в руках у Мрозовского медленно мокла свежая газета.

За завтраком ему пришла в голову мысль, что с человеком, следившим за окнами пани Пашкевич, он знаком лично. Только как узнать, кто это?…

Возле Управы, под лестницей, курили сыщики, обсуждая вчерашний день. Один из них, совсем юный хлопец, пялился на всех глазами преданной собаки, а остальные, шутя, травили байки о том, как вчера ночью выполняли ответственное задание. Каждый рассказывал на свой лад, по ходу выдумывая и добавляя новые детали.

— Значит, иду я вдоль забора, чтоб, когда он прыгать будет, сразу взять его в оборот…

— Откуда ты знал, что он не в ворота выйдет?! — перебил Мазура хлопец.

— Так он же не дурак, чтоб с наворованным добром в ворота выходить, — заржал Мазур.

— А вы его поймали или нет? — снова перебил хлопец.

— Ты если не замолчишь, мы его до вечера ловить будем!

Сыщики дружно засмеялись, а хлопец смутился, поняв, что над ним подшутили. Когда Мрозовский подошел достаточно близко, все разом замолчали, и слышно было только, как шумно они дышат, выдыхая табачный дым. Мрозовскому даже почудилось, что он в конюшне. Он снял шляпу и стряхнулс неё воду.

— Доброго дня, пан Мрозовский, — поздоровался Гроссман, руки не протянул, зная, как брезглив Мрозовский. Тот вполне мог публично вытянуть из кармана платок, и начать обтирать им руку.

Самого Мрозовского совершенно не смущало, что ему не подают руки. Он даже был доволен этим фактом и считал себя оригиналом.

— Зайди ко мне непременно. Нужно обсудить некоторые детали, — пригласил Гроссмана Мрозовский, аккуратно надевая шляпу.

Гроссман кивнул, немного напряг плечи и словно замер, вытянув голову вперёд. Когда Мрозовский скрылся в дверях, он расслабился и тут же сосредоточенно прикурил папиросу. Докурив, картинно затушил окурок, подмигнул собравшимся и небрежной походкой двинул к начальству.

— Пан Мрозовский, не заняты? — спросил Миша Гроссман, просунув голову в приоткрытую дверь.

Так сложилось, что при некотором панибратстве среди сыщиков, Мрозовского всегда величали пан. Это уважение относилось не к его давно поседевшим вискам. Мрозовский сумел напустить туману вокруг своей особы с первых дней службы. Да и высокие чины часто принимали его за ровню себе, чем не раз сбивали с толку начальство пана Мрозовского.

— Не занят, проходите.

Мрозовский сверлил глазами Гроссмана. Уперев неподвижный взгляд, Мрозовский более всего напоминал сейчас удава, похожего на того, что привозили на ярмарку в прошлом году. Гроссман явственно ощутил себя кроликом и нервно заметался по кабинету.

Мрозовский молчал. Он наблюдал за коллегой, не предлагая присесть и вообще не выражая эмоций. Этот свой метод «немигающих глаз» Мрозовский не раз применял к подозреваемым, и метод работал. Он был слишком брезглив, чтобы бить. Ему было жаль своих музыкальных пальцев, хотя с музыкой их связывало очень немногое.

Будучи пяти лет от роду Мрозовский уже достаточно измучил семью заунывным пеньем. Стоявшие табором цыгане научили маленького Эдичку нескольким песням и романтикой поразили мальчика в самое сердце. Цыгане вскоре ушли, а Эдюня продолжал петь, но дома. Решив, что пением много не заработаешь, в перерыве между загулами Мрозовский старший отвёл отпрыска учиться игре на скрипке. Через три месяца старый Фима лично посетил дом Мрозовских.

— Лёва, я скажу тебе одну вещь. Ты слушай и не перебивай. Твой мальчик, Лёва, к музыке не одарён. Играть на скрипке он сможет, но я бы не советовал.

— Почему? — грустно спросил Мрозовский-старший.

— Потому что поссоришься с соседями, —